Американский классик о своем путешествии по СССР
В 1947 году американский писатель Джон Стейнбек вместе с фотографом Робертом Капой совершил путешествие по Советскому Союзу. За время своей поездки он успел побывать в Москве, Киеве, Сталинграде, Тбилиси и Батуми. Впечатления от увиденного он оставил в своей книге «Русский дневник». Мы подобрали из нее несколько отрывков.
Москва
Мы ужинали с Суит-Джо Ньюменом и Джоном Уокером из «Тайма» и спросили, заметили ли они, что люди здесь совсем не смеются. Они сказали, что заметили. И еще они добавили, что спустя некоторое время это отсутствие смеха заражает и тебя, и ты сам становишься серьезным. Они показали нам номер советского юмористического журнала «Крокодил» и перевели некоторые шутки. Это были шутки не смешные, а острые, критические. Они не предназначены для смеха, и в них нет никакого веселья. Суит-Джо сказал, что в других городах все по-другому, и мы сами увидели это, когда поехали по стране. Смеются в деревнях на Украине, в степях, в Грузии, но Москва ― очень серьезный город.
Киев
Все уверяли нас, что за пределами Москвы все будет совершенно иначе, что там нет такой суровости и напряженности. И действительно. Прямо на летном поле нас встретили украинцы из местного ВОКСа. Они всё время улыбались. Они были веселее и спокойнее, чем люди, с которыми мы встречались в Москве. И открытости и сердечности было больше. Мужчины ― почти все ― крупные блондины с серыми глазами. Нас ждала машина, чтобы везти в Киев.
Наверное, когда-то город был очень красив. Он намного старее Москвы. Это — прародитель русских городов. Расположенный на холме у Днепра, Киев простирается вниз в долину. Некоторые из его монастырей, крепостей и церквей построены в XI веке. Некогда это было любимое место отдыха русских царей, и здесь находились их дворцы. Его общественные здания были известны по всей России. Киев был центром религии. А сейчас Киев почти весь в руинах. Здесь немцы показали, на что они способны. Все учреждения, все библиотеки, все театры, даже цирк ― все разрушено, и не орудийным огнем, не в сражении, а огнем и взрывчаткой. Университет сожжен и разрушен, школы в руинах. Это было не сражение, а безумное уничтожение всех культурных заведений города и почти всех красивых зданий, которые были построены за последнюю тысячу лет. Здесь хорошо поработала немецкая культура. Одна из маленьких побед справедливости заключается в том, что немецкие заключенные помогают расчищать эти руины.
Сталинград
Сталинград ― город, вытянувшийся по берегу Волги почти на 20 километров и максимальной шириной всего в 2 километра. Нам и раньше приходилось видеть разрушенные города, но большинство из них было разбомблено. Это был совсем другой случай. В разбомбленном городе некоторые стены все-таки остаются целыми; а этот город был уничтожен ракетным и артиллерийским огнем. Сражение за него длилось месяцами: он несколько раз переходил из рук в руки, и стен здесь почти не осталось. А те, что остались стоять, были исколоты, изрешечены пулеметным огнем. Мы читали, конечно, о невероятной битве под Сталинградом, и когда смотрели на этот разрушенный город, нам в голову пришла мысль: если город подвергается нападению и разрушаются его дома, именно эти руины и служат хорошим укрытием для защищающей город армии, ― превращаются в бункера, щели и гнезда, из которых практически невозможно выбить решившие стоять до конца войска. Здесь, в этих страшных руинах, и произошел один из основных поворотных пунктов войны. Это случилось, когда после месяцев осады, атак и контратак немцы в конце концов были окружены и захвачены; и даже самым невежественным из них чутье подсказывало, что война проиграна.
На центральной площади лежали развалины того, что раньше было большим универмагом ― последний опорный пункт немцев после окружения. Фон Паулюса захватили именно на этом месте, здесь же и завершилась осада.
На другой стороне улицы находилась отремонтированная гостиница «Интурист», в которой мы должны были остановиться. Нам дали две большие комнаты. Из наших окон были видны груды обломков, битого кирпича, бетона, измельченной штукатурки; среди руин росли странные темные сорняки, которые обычно появляются в разрушенных местах. За то время, пока мы были в Сталинграде, мы все больше и больше поражались, какое огромное пространство занимают эти руины, и самое удивительное, что эти руины были обитаемыми. Под обломками находились подвалы и щели, в которых жило множество людей. Сталинград был большим городом с жилыми домами и квартирами, сейчас же ничего этого не стало, за исключением новых домов на окраинах, а ведь население города должно где-то жить. И люди живут в подвалах домов, в которых раньше были их квартиры. Мы могли увидеть из окон нашей комнаты, как из-за большой груды обломков появлялась девушка, поправляя прическу. Опрятно и чисто одетая, она пробиралась через сорняки, направляясь на работу.
Мы не могли себе представить, как им это удавалось. Как они, живя под землей, умели сохранять чистоту, гордость и женственность. Женщины выходили из своих укрытий и шли на рынок. На голове белая косынка, в руке ― корзинка для продуктов. Все это было странной и героической пародией на современную жизнь.
Но мы столкнулись, однако, с одним ужасным исключением. Прямо перед гостиницей, на месте, куда непосредственно выходили наши окна, была небольшая помойка, куда выбрасывали корки от дынь, кости, картофельные очистки и другой подобный мусор. Чуть дальше за этой помойкой был небольшой холмик, похожий на вход в норку суслика. Каждое раннее утро из этой норы выползала девочка. У нее были длинные босые ноги, тонкие и жилистые руки, а волосы были спутанными и грязными. Она казалась черной от скопившейся за несколько лет грязи. Но когда она поднимала лицо, это было самое красивое лицо, которое мы когда-либо видели. У нее были глаза хитрые, как у лисы, но какие-то нечеловеческие. У нее было лицо вполне нормального человека. В кошмаре сражающегося города что-то произошло, и она нашла покой в забытьи. Она сидела на корточках и подъедала арбузные корки, обсасывала кости из чужих супов. Обычно она проводила на помойке часа два, прежде чем ей удавалось наесться. А затем она шла в сорняки, ложилась и засыпала на солнце. У нее было удивительно красивое лицо, а двигалась она на длинных ногах с грацией дикого животного. Обитатели близлежащих подвалов редко разговаривали с ней. Но однажды утром я увидел, как из другой норы вышла какая-то женщина и дала девочке полбуханки хлеба. Та схватила его почти рыча и прижала к груди. Она глядела на женщину, которая дала ей хлеб, глазами полубезумной собаки и следила за ней с подозрением, пока женщина не ушла к себе в подвал, а потом отвернулась, спрятала лицо в ломте черного хлеба и как зверь смотрела поверх этого куска, водя глазами туда-сюда. А когда она вгрызлась в хлеб, один конец ее рваного и грязного платка соскользнул с молодой немытой груди, и она совершенно автоматически прикрыла грудь, поправив платок и пригладив его удивительно женственным жестом.
Культ личности
Все в Советском Союзе происходит под пристальным взглядом гипсового, бронзового, нарисованного или вышитого сталинского ока. Его портрет висит не то что в каждом музее ― в каждом зале музея. Его статуи установлены у фасадов каждого общественного здания. А его бюст — перед всеми аэропортами, железнодорожными вокзалами и автобусными станциями. Бюст Сталина стоит во всех школьных классах, а портрет часто висит прямо напротив бюста. В парках он сидит на гипсовой скамейке и обсуждает что-то с Лениным. Дети в школах вышивают его портрет. В магазинах продают миллионы и миллионы его изображений, и в каждом доме есть по крайней мере один его портрет. Одной из самых могучих индустрий в Советском Союзе является, несомненно, рисование и лепка, отливка, ковка и вышивание изображений Сталина. Он везде, он все видит. Концентрация власти в руках одного человека и его увековечение внушают американцам чувство неприязни и страха, им это чуждо и ненавистно. А во время общественных празднеств портреты Сталина вырастают до немыслимых размеров. Они могут быть высотой с восьмиэтажный дом и 50 футов шириной. Его гигантский портрет висит на каждом общественном здании.
Aucun commentaire:
Enregistrer un commentaire